Нагарджуна — Энциклопедия буддизма. Трактаты нагарджуны Будон жизнь нагарджуны

Родился: в Индии, дата неизвестна; между I и II вв. Умер: в Индии, дата неизвестна; между I и II вв. Основные труды: "Мула-мадхьямака-карика", то есть "Основополагающие строфы о Срединном Пути"; "Виграха-вьявартани", то есть "Обсуждение разногласий".

Главные идеи:

Все вещи, представления, события и тому подобное "пусты", то есть не производят и не определяют сами себя, а возникают и исчезают благодаря различным условиям.

При ближайшем рассмотрении даже наиболее рационально построенные позиции и системы, включая буддизм, оказываются непоследовательными и иррациональными.

Вещи нельзя адекватно объяснить ни исходя из них самих, ни исходя из их связей с другими вещами.

Ни одно существо не возникает ни само из себя, ни из другого существа, ни из себя и другого существа сразу, ни как-либо иначе.

Всякое мышление предполагает категории "тождества" и "различия", но эти категории непоследовательны, и за ними ничего не стоит.

Язык не сообщает о вещах; он сообщает лишь о себе самом.

Есть два уровня рассуждения: условный и высший; последний изучается через первый; Нирваны достигают на основе последнего.

Наши глубочайшие эмоциональные и экзистенциальные проблемы возникают из привязанности к тем или иным позициям и предрасположенностям в познании.

Глубоко укоренившаяся, настойчивая склонность создавать рациональными самооправданиями иллюзию концептуального порядка может быть преодолена и уничтожена.

Нагарджуна (Nagarjuna ), один из величайших индийских философов, жил в эпоху глубоких перемен, произошедших в индийском буддизме. Примерно через пятьсот лет после смерти Будды буддийские школы начали множится за счёт разнообразных трактовок всей совокупности буддийского учения и практики. Также шла серьёзная полемика с небуддийскими школами. Одна из этих новых школ, внесшая больше всего новшеств в буддизме, создала целую литературу, эзотерически приписывавшуюся самому Будде; эта новая литература получила название Праджняпарамита (Prajnaparamita , то есть Запредельная мудрость ). Её отличал новый анализ всех более ранних доктринальных схем, целью которого было показать, что все они в скрытом виде содержат понятие шуньяты (sunyata , "пустотность"). Для буддистов и литература Праджняпарамиты , и понятие шуньяты стали ассоциироваться с Нагарджуной; более того, они превратились в прямые синонимы его учения.

Нагарджуна — первое лицо, отнесённое традицией к буддизму Махаяны (Mahayana ) — разновидности буддизма, излагаемой в литературе Праджняпарамиты и преобладающей ныне в Тибете, в Восточной и Центральной Азии, а также во Вьетнаме. Последователи Махаяны считают, что Нагарджуна уступал только Будде в значительности и глубине своих прозрений. Хотя те сочинения, которые мы можем уверенно приписать Нагарджуне, раскрывают перед нами картину трезвого и логичного ума, проникающего глубоко в суть предмета, слава Нагарджуны стала столь громкой, что с его именем стали связывать множество причудливых легенд.

ЛЕГЕНДЫ О НАГАРДЖУНЕ

О Нагарджуне мы знаем лишь то, что он родился в Южной Индии, но достиг высокого положения на Севере — в монастыре Наланда (Nalanda ), бывшем главным оплотом буддийского учения вплоть до XIII в.. Все остальные подробности его жизни покрыты плотной завесой легенд. Рассказывают, что в юности он был магом и повесой; как-то раз, когда он предавался любовным утехам с царскими жёнами, царь застал его за этим занятием, и Нагарджуна, испытав глубокое раскаяние, стал монахом, а впоследствии полностью посвятил себя буддийскому учению. Подобные легенды нашли отражение в том, что Нагарджуне приписывались некоторые тантрические и магические тексты, такие, как Ратнамала (Ratnamala ).

В сборнике древнейших индийских священных гимнов, Ригведе, излагается миф о змее Вритре. В нём повествуется о том, как в изначальные времена Вритра обитал в глубинах первобытных вод, удерживая всё живое в своём чреве, в неразделившихся ещё водах (асат (asat ), то есть "не-сущее"). Всё было поглощено не-сущим, покуда Индра, бог-воитель, не поразил Вритру, пробив его чрево и выпустив все заключённые там воды и всё живое наружу, к сущему (сат, sat ). Буддисты преобразили это психолого-космологическое предание, устранив из него элемент насилия и сделав его героем Нагарджуну. В буддийской версии Нагарджуна спускается в океанские глубины, в жилище царя нагов. Наги (naga ) — змееподобные существа, обычно чрезвычайно враждебные к людям. Нагарджуна беседует с царём нагов о Дхарме , то есть буддийском учении, и царь настолько ублажён этой беседой, что отпускает Нагарджуну и в качестве прощального дара вручает ему полное собрание литературы Праджняпарамиты, сообщив Нагарджуне, что это — подлинные слова самого Будды, которые царь нагов бережно хранил в глубинах океана со дня смерти Будды, дожидаясь мудреца, который был бы достаточно сведущ, чтобы распространить их среди людей.

Итак, считается, что Нагарджуна буквально вывел эту "сокровенную" литературу на белый свет. По словам Чандракирти (Candrakirti ), самого значительного комментатора трудов Нагарджуны, этот миф означает, что Нагарджуна обозрел самые глубины человеческого неведения, чтобы вынести освобождающую мудрость Будды на поверхность, из глубин тьмы к просветлению. Тексты Праджняпарамиты продолжали составляться в течении многих веков после Нагарджуны, и многие из них задним числом приписывались ему. В Китае важнейшим из трудов такого рода был Да-чжи-ду-лунь (Ta chih tu lun ), то есть Трактат о великой освобождающей мудрости ; несмотря на то, что в нём излагаются идеи, плохо согласующиеся с тем, что говорится в основных текстах Нагарджуны, он быстро стал основным источником толкования мысли Нагарджуны в Восточной Азии. (Санскритское название этого трактата — Маха-праджняпарамишта-шастра или Упадеша ).

ПУСТОТНОСТЬ

Самый важный и самый трудный для понимания термин, используемый Нагарджуной, — это шуньята (sunyata), что буквально переводится как "пустотность". Это слово не означает космическую пустоту, небытие, substratum nihilum (лат.) — "нулевой субстрат", отсутствие субстанции, отрицание мира (или миров) обыденного восприятия. Не означает оно и мистической via negativa (лат.) — "отрицательный путь". Скорее оно обозначает отсутствие вполне определённой вещи: свабхавы (svabhava ), то есть "самосущего". "Самосущее" — это термин индийской философии, обозначающий то, что создаёт само себя (sui generis , лат. — "самородный", "сам себя производящий"), является независимым и неизменным, обладает постоянной сущностью и само себя определяет. Обычно в индийской философии самосущее рассматривалось и как вечное. Два важнейших самосущих начала, признаваемые индийской мыслью, — это Бог и "Я" (душа).

Согласно общепринятому буддийскому учению, самым утончённым, самым глубоким и самым опасным заблуждением из всех, питаемых людьми, является вера в постоянное, неизменное личное начало. Наше чувство "я" возникает из "неверного истолкования" причин и условий нашего опыта. Страшась смерти и возможности личного небытия, мы приписываем постоянство тому, что непостоянно, и цепляемся за него, воображая, будто существует нечто неизменное, противостоящее потоку нашего обусловленного опыта. Вместо того, чтобы видеть причины и условия такими, какими они являются, мы гипостазируем их очевидные следствия, зачастую считая эти гипостазированные сущности более реальными, чем те, что встречаются нам в действительном опыте. Точно таким же образом понятие "я" — это гипостазированная сущность наших сокровеннейших желаний и страхов. Преодолеть это заблуждение, осознав, что всё возникающее зависит от постоянно изменяющихся причин и условий (), — значит "увидеть вещи такими, каковы они в действительности" (ятха-бхутам, yatha-bhutam ).

Будда часто говорил о Срединном Пути между крайними взглядами. Две крайности, которые он чаще всего обсуждал, — это "постоянство" и "непостоянство", или, выражаясь более привычным нам образом, "этернализм" и "нигилизм". Вещи (мир, люди, предметы), по буддийским взглядам, ни постоянны, ни непостоянны. Вещи нельзя полностью свести к их специфическим причинным условиям, но они и не являются чем-либо иным по отношению к этим условиям: таков Срединный Путь.

Нагарджуна понимал суть проповедей Будды как сознательный отказ от всякого гипостазирующего (гр. hipostasis —"сущность", "ипостась", приписывание отвлечённым понятиям самостоятельное бытие) теоретизирования, создающего абстракции, которые конкретизируются настолько, что начинают казаться уже более реальными, чем те условия, из которых они были абстрагированы. Такое гипостазирование он обозначал термином дришти. Однако для Нагарджуны проблема "дришти" не сводилась только к понятию "я"; по его мнению, она присутствует всюду, поскольку все мнимо рациональные объяснения природы вещей — в том числе и объяснения, предлагаемые буддийскими учениями его эпохи, — основаны на концептуальных сущностях, которые в конечном счёте были нереальными (такие, как "я", Бог, нирвана и т.п.). Все наши основополагающие понятия, включая такие, как время, действие и агент действия, а также характеристики, которыми определяются и классифицируются вещи, отношения и т.д., насквозь проникнуты дришти . Нагарджуна сознавал, что в основе своей дришти покоится на понятиях "тождества" и "различия". Тождество — лишь другое название для самосущего: постоянной, неизменной, самотождественной сущности. Что же до различия, то оно изначально предполагает существование тождества, которое различие как раз и пытается отрицать, поскольку утверждение "X отличается от Y" предполагает, что Х и Y обладают определённой тождественностью; если же всерьёз принять, что такое "различие" означает полное отсутствие всякой тождественности, то различие предполагало бы столь радикальный разрыв, разделение и непостижимость, что даже самые обыденные вещи предстали бы лишёнными всяких связей и необъяснимыми. В своём основном труде, озаглавленном "Мула-мадхьямака-карика" ("Mula-madhyamaka-karika"), то есть "Основополагающие строфы о Срединном Пути", Нагарджуна излагает способы распознавания дришти, позволяющие пройти по Срединному Пути между тождеством и различием. "Пустое" означает то, что случается в силу причин и условий и потому лишено самосущего. При надлежащем рассмотрении всё оказывается лишённым самосущего и потому "пустым". Нереально именно самосущее, а не поток условий (хотя Нагарджуна предостерегает и от гипостазирования "условий").

ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЕ СТРОФЫ О СРЕДИННОМ ПУТИ

"Мула-мадхьямака-карика", то есть "Основополагающие строфы о Срединном Пути", в двадцати семи главах, касаются практически всех основополагающих религиозных, философских и доктринальных вопросов. Школа, основанная на учении Нагарджуны, стала называться Мадхьямикой (Madhyamika ), то есть "[Школой] Срединного [Пути]", получив имя по заглавию этого труда. Написанный в форме изящных двустиший (причём стиль его отличается поэтической красотой), он в то же время представляет собой один из наиболее логически строгих трактатов из всех когда-либо написанных.

Критический метод Нагарджуны направлен на то, чтобы привести определения вещей либо отношения между ними к трём неудовлетворительным следствиям: 1) тавтология, 2) взаимоисключающее противоречие и/или 3) регресс в бесконечность. Он делает это, используя коренную неувязку в понятиях "идентичности" и "тождества", без которых мышление не может продвигаться. Поскольку всё мыслимое должно браться либо само по себе (и потому пониматься через его определение), либо в отношении к другим вещам, то стратегия Нагарджуны оказывается всеобъемлющей. В ходе рассуждений Нагарджуна раз за разом показывает, что вещи нельзя адекватно объяснить ни через них самих, в изоляции от всего прочего (Х=Х, тавтология), ни в их отношении к другим вещам (X = Y, X ≠ Y, X ↔ Y и т.д.). Кроме того, отношения столь же легко гипостазируются, как и сами вещи. Нагарджуна говорит:

"Всё возникающее, зависимое от чего-либо другого, не является ни тождественным этому другому, ни [полностью] отличным от него; таким образом, вещи не могут совершенно исчезнуть, но они и не существуют вечно".

И всё же, чтобы говорить об Х в отношении к Y, необходимо, чтобы они каким-либо образом были тождественны или различны. "Взаимозависимое происхождение" (пратитья-самутпада, pratitya-samutpada ), которое все буддисты считают главным прозрением, полученным Буддой, для Нагарджуны не является ни вещью, ни отношением, поскольку оно не предполагает ни тождества, ни различия.

Поскольку две эти возможности (Х как "само по себе" и Х как "относящееся к иным вещам") оказываются несостоятельными, то их объединение ("и само по себе, и в отношении к иному") лишь усугубляет путаницу. Так, понятие "тождества в различии" несостоятелтно, поскольку тождество и различие взаимно исключают друг друга: невозможно гипостазировать тождество, допуская при этом и существование различия. Тем не менее поскольку и восприятие, и логика зависят от представления всего в виде "я" и иного, одного и другого, Х и не-Х и неразрывно связаны с таким представлением (мышление и восприятие всегда основаны на контрасте), то вещи и отношения между ними невозможно игнорировать или попросту сбрасывать их со счетов. Таким образом, положение "ни Х, ни не-Х" оказывается столь же неудовлетворительным и несостоятельным, как и предыдущие три. Эти четыре случая (Х; не-Х; и Х, и не-Х; ни Х, ни не-Х) исчерпывают все возможности того, что можно помыслить или сказать о чём-либо. Поскольку утверждать что-либо можно только в виде одной из этих четырёх альтернатив, то все языковые формулировки неизменно проблематичны. Тождественны ли слова тому, к чему они относятся, или отличны от него?

Например, в седьмой главе трактата исследуется понятие "обусловленных вещей"; для буддистов это означает "всё, что возникает, пребывает и исчезает". Нагарджуна замечает, что эти три характеристики сами должны быть либо обусловленными, либо необусловленными. В последнем случае они несоизмеримы с возникновением и не могут определять его. В первом же случае они и сами должны подлежать тем же трём характеристикам, а это значит, что возникновение должно возникать, пребывать и исчезать. Но тогда и возникновение возникновения должно тоже быть обусловленным, и точно так же все три характеристики (возникновение, пребывание, исчезновение), что приводит к регрессу в бесконечность. Чем в действительности вызывается возникновение? Производит ли возникновение само себя? Разве ему не следует уже быть в наличии, чтобы произвести само себя, и в этом случае такое произведение станет попросту излишним? И так далее. Чем больше стараешься ответить на возражения Нагарджуны, тем яснее понимаешь, что можешь предложить при этом только гипостазирующие объяснения.

Для Нагарджуны язык тавтологичен, он имеет дело только с самим собой. Опасность тавтологии — и Нагарджуна постоянно указывает на эту опасность — заключается в следующем: хотя два разных слова используются для обозначения события, которое и событием-то является именно постольку, поскольку причины, его обусловившие, не являются в корне различными, тем не менее, если слова эти различны, то они могут разделяться и восприниматься как независимые сущности. Эта мнимая независимость — всего лишь языковая иллюзия. Например, мы говорим: "Иван гуляет". Для Нагарджуны это утверждение тавтологично, поскольку без "Ивана" это"гулянье" не может состояться и, наоборот, без "гулянья" у нас был бы другой Иван (Иван, готовящий пищу, сидящий Иван, беседующий Иван и т.д.). "Иван" и его "гулянье" нераздельны, но, разделяя эти два слова, мы начинаем воображать, будто нечто, называемое "Иваном", существует независимо от "гулянья", а "гулянье" существует независимо от "Ивана".

Действительно, грамматика вынуждает нас отделять существительные от глаголов, прилагательные от существительных, наречия от глаголов и т.д. Но эти языковые различия скрывают за собой истинную нераздельность факторов, обозначаемых различными словами. Опасность такого разделения состоит в том, что этим отдельным "сущностям" приписывается неизменная природа, и в конце концов они относятся к универсальным классам (класс людей, класс "гуляющих" и т.д.). Таким образом, предполагается, что Иван (существительное) остаётся Иваном даже тогда, когда он не гуляет, и при этом его сущность пребывает неизменной, не подвергаясь влиянию различных действий (глаголов), в которые он вовлечён. Но это неверно. Наши действия (карма ) постоянно изменяют нас. Когда посредством нехитрого языкового трюка Иван получает статус "неизменного Ивана" (то есть он остаётся одним и тем же в разные моменты времени и при различных действиях), то отсюда всего лишь шаг до того, чтобы постулировать существование непреходящей сущности, Ивана, то есть его неизменного "я" (атман ), остающегося одним и тем же, переходя из одной жизни в другую. Фразы, связывающие существительные и глаголы, представляют собой тавтологии, а не отношения между различными классами. Так метафизика вырастает из языковых фикций.

Поскольку "Иван" и "гулянье" не отличны друг от друга, из этого не следует, что они тождественны. Иван — не только то, что гуляет (хотя "Иван гуляет") может обозначать лишь того Ивана, который гуляет. Утверждать, что они различны или тождественны, — значит впадать в ту или иную крайность, то есть сбиться со Срединного пути.

"УТВЕРЖДЕНИЯ НАГАРДЖУНЫ"

Другой текст, несомненно принадлежащий Нагарджуне, — это "Виграха-вьявартани" ("Vigraha-vyavartani"), то есть "Обсуждение разногласий". Он состоит из семидесяти стихов с авторским комментарием, опровергающим возражения, которые могут быть выдвинуты против главной концепции Нагарджуны, а именно концепции шуньяты (sunyata ), то есть "пустотности", и в особенности против обвинений в том, что его диалектика нигилистична или же опровергает сама себя. Когда воображаемый оппонент говорит Нагарджуне, что если слова "пусты", то и его аргументы тоже пусты и потому не могут ничего опровергнуть, Нагарджуна отвечает, что "пустотность" не означает несуществования: напротив, пустотность — это не отрицание мира как такового, а скорее причина того, что мир вообще имеет место. Если бы вещи действительно были застывшими, неизменными сущностями, о которых говорят философы, то ничто не могло бы измениться, сдвинуться или произойти. Нагарджуна объясняет, что в его аргументах принимаются предпосылки и утверждения его оппонентов, а затем исследуется их убедительность. Он не выдвигает противных утверждений, а потому его нельзя опровергнуть.

Тем не менее в ходе аргументации делается несколько знаменательных "выводов". Нагарджуна приходит к заключению, что нет и тени различия между сансарой (миром обусловленных смертей и рождений) и нирваной (необусловленным). Это заключение зачастую искажают, превращая его в следующее: "Сансара — это нирвана ". Далее, само "понятие" нирваны и пути к её достижению не назовёшь непротиворечивыми. Если нирвана не обусловлена, то не может быть условий, способных её произвести. Поэтому если буддисты утверждают, что та или иная медитационная практика "порождает" нирвану , то тем самым они определяют условие, её порождающее; в таком случае нирвана не является необусловленной. Если же она обусловлена, то это не нирвана.

Кроме того, Нагарджуна вводит важное различие между двумя типами, или способами смотреть на вещи: 1) самврити, то есть условный, и 2) парамартха , тоесть высший. Он пишет: "На основе условного обучают высшему. На основе высшего достигают нирваны ". Впоследствии эта теория о двух истинах подробно разрабатывалась буддистами на протяжении многих веков.

Внимание многих привлекало и другое место из Нагарджуны: "Взаимозависимое происхождение само по себе является пустотностью. Это лишь эвристические обозначения Срединного Пути".

Наконец, Нагарджуна всерьёз принимал понятие прапанча (prapanca ), то есть когнитивно-языковое разворачивание несостоятельных понятий, на которых мы основываем своё непонимание мира, а также теорий (дришти ), которых мы придерживаемся, чтобы оправдать это непонимание. Во всех своих трудах Нагарджуна уверяет нас, что осознанное следование по Срединному Пути "утишит" или "положит конец" прапанче. Для него это равноценно просветлению.

(санскр. नागार्जुन , Nāgārjuna - «серебряный змей»; кит. 龍樹 , Lóngshù Луншу ; яп. 龍樹 , Рю:дзю ; кор. 용수 , Ёнъсу ; телугу నాగార్జునా ) - выдающийся индийский мыслитель, развивший идею о «пустотности» дхарм; основатель буддийской школы Мадхъямаки и ведущая фигура в буддизме Махаяны. Принадлежит к числу 84 махасиддх буддизма.

Точные годы жизни Нагарджуны неизвестны, предположительно - II-III века (150-250 ), сведения о нём переплетаются с фантастическими и мифологическими сюжетами, отчего трудно определить подлинные события его жизни. Ряд традиционных текстов утверждает, что он жил 600 лет (со II века до н. э.). Некоторые критики предполагают, что существовали два разных Нагарджуны.

По сведениям Кумарадживы Нагарджуна родился в брахманской семье на юге Индии и прошел полный курс брахманистского образования, а затем обратился в буддизм сам и обратил местного царя; по сообщениям Сюаньцзана, деятельность Нагарджуны проходила в Северо-Восточной Индии.

Торчинов, ссылаясь на тибетские и китайские буддийские источники, приводит следующие биографические данные:

В юности он был учеником одного индуистского йогина, который научил Нагарджуну и его друзей становиться невидимыми. Юноши использовали эту способность весьма легкомысленно: они стали проникать в царский гарем и развлекаться с его обитательницами. Царь, однако, очень скоро понял, в чем дело, и переловил всех невидимок, кроме Нагарджуны. Их гаремные развлечения закончились на плахе, а Нагарджуна был настолько потрясен последствиями легкомыслия и привязанности к чувственным удовольствиям, что немедленно стал буддийским монахом, отправившись на север, в знаменитый монастырь Наланду. Плодом его напряжённых размышлений стало видение, определившее характер философского учения Нагарджуны. Он увидел ступу, окруженную Буддами и Бодхисаттвами. Нагарджуна открыл ступу и увидел внутри ещё одну, точно такую же. Тогда он решил найти самую первую, исходную, ступу. Он открыл вторую ступу и увидел внутри такую же третью, в ней - четвертую и так далее до бесконечности. И понял тогда Нагарджуна, что никакой первой ступы, иначе говоря, первосубстанции, первоосновы, нет и не может быть. Это понимание сделало его достойным обрести сутры Праджня-парамиты, Запредельной Премудрости, скрытые за пятьсот лет до того Буддой у змеев-нагов. Нагарджуна спустился в подводный дворец царя нагов и обрёл там сутры Праджня-парамиты, медитация над которыми и привела его к разработке философской системы (или, быть может, «антисистемы»). Нагарджуна много лет был настоятелем Наланды, однако в старости он вернулся в родные места, куда его пригласил правивший тогда царь, надеявшийся на то, что Нагарджуна станет его гуру, духовным наставником. Нагарджуна согласился, и царь построил для него новый монастырь, получивший позднее название Нагарджунаконда (его руины сохранились до нашего времени).

Учение Нагарджуны распространилось в Китай в виде школы Саньлунь (Трёх Трактатов). К нему возводят философию Праджняпарамиты «Махапраджняпарамита-шастра» (кит. 大智度論 , Да чжиду лунь ). С его деятельностью связан знаменитьый буддийский университет Наланда.

Философия Нагарджуны

Нагарджуна подверг критике классическое буддийское учение, обратившись в Махаяну, полемизировал с противниками буддизма, участвовал в миссионерской деятельности, уже при жизни почитался бодхисаттвой, а после ухода стал объектом почитания.

Исходным пунктом для дискурса Нагарджуны является признание им принципа причинно-зависимого происхождения (пратитья-самутпада) в качестве методологической основы. Главный вывод Нагарджуны: всё существует лишь постольку, поскольку является причинно обусловленным, и нет ничего (ни одной дхармы), что было бы не причинно обусловлено. А это означает, что ничто (ни одна дхарма) не обладает своебытием (свабхава), то есть нет такой сущности, которая бы самодовлела, которая существовала бы сама по себе, в силу своей собственной природы. Раз это так и всё причинно обусловлено, никаких самосущих сущностей нет, ибо заимствованное бытие не есть подлинное бытие, подобно тому как взятые в долг деньги не есть настоящее богатство. Цепь причинной обусловленности разомкнута: никакого абсолютного «заимодавца» (Бога, Абсолюта) нет, и явления бесконечно сами обусловливают существование друг друга.

Таким образом, все дхармы пусты, бессущностны и безопорны. Таким образом, мадхьямака дополняет старую Абхидхарму: её принцип пудгала найратмья («бессамостность личности») дополняется новым, а именно: принципом дхарма найратмья («бессамостность дхарм»). Теперь уже бессмысленно «различать дхармы»: они вполне «равностны» относительно друг друга (самата) в их пустотности. Поэтому и праджня не может пониматься более как различающая мудрость; теперь это внесемиотичное постижение (интуирование) природы реальности, природы того, что поистине есть. Как говорится в «Сутре сердца Праджня-парамиты»: «Для всех дхарм пустота - их [общий] сущностный признак. Они не рождаются и не гибнут, не загрязняются и не очищаются, не увеличиваются и не уменьшаются». Всё же, что семиотично, знаково, описываемо, вербализуемо, - лишь видимость и кажимость, плод деятельности различающей мысли (викальпа) и её конструкт (кальпана).

Любая попытка создать адекватную реальности метафизическую систему или релевантную онтологию обречена на провал; думая, что мы описываем бытие, мы описываем лишь наши представления о бытии, созданные нашей различающей мыслью, положившей прежде всего субъект-объектную дихотомию как условие эмпирического познания. Вначале мы навешиваем на реальность ярлыки, а потом принимаемся изучать их, принимая их за саму реальность, или, другими словами, принимаем за луну палец, указывающий на луну (образ китайской даосской литературы, активно использовавшийся, однако, и китайскими буддистами).

Доказывая непригодность философских категорий (как буддийских школ, так и брахманистских) для описания реальности и создания адекватной онтологии, Нагарджуна применяет своеобразную отрицательную диалектику, получившую название «прасанга» («отрицательное аргументирование»).

В «Мула-мадхьямака-кариках» Нагарджуна рассматривает и отвергает как нерелевантные такие категории, как причинность, движение, время, пространство, количество и ряд других. Рассмотрим два примера: критику Нагарджуной отношения «причина-следствие» и критику буддийской теории мгновенности и категории «время».

Нагарджуна задаёт вопрос: как соотносятся причина и следствие? Можем ли мы сказать, что следствие отлично от причины? Нет, не можем, потому что в таком случае невозможно доказать, что данное следствие является следствием именно этой, а не какой-либо другой причины. Может быть, следствие и причина тождественны? Тоже нет, потому что тогда их вообще бессмысленно различать. Может быть, причина и следствие и тождественны, и различны? Нет, это тоже невозможно, потому что этот взгляд будет сочетать ошибки двух первых утверждений. Можно ли сказать, что причина производит следствие? Нельзя, потому что в таком случае мы должны предположить возможность следующих альтернатив: а) следствие уже присутствовало в причине; б) следствие не предсуществовало в причине, но появилось заново; в) имело место и то, и другое вместе. Эти альтернативы равно невозможны. В первом случае вообще нельзя говорить о причине и следствии, поскольку это просто одно и то же. Во втором случае утверждается нечто невероятное, поскольку бытие и небытие, подобно жизни и смерти, свету и тьме, являются контрарными (взаимоисключающими) противоположностями, и если чего-то нет, то его не может быть - «нет» не может перейти в «да», из «ничего» не может получиться «нечто». Третий случай сочетает некорректность и первого, и второго вариантов. Таким образом, причина не порождает следствие, ничто вообще не может быть произведено. Причинность пуста.

Приблизительно так же Нагарджуна показывает некорректность категории «время». Что такое время? Это прошлое, настоящее и будущее. Но, понятно, что ни одно из этих измерений не «своебытно», они существуют лишь относительно друг друга, целиком определяясь друг другом: понятие «прошлое» имеет смысл только относительно будущего и настоящего, будущее - относительно прошлого и настоящего, а настоящее - относительно прошлого и будущего. Но прошлого уже нет. Будущего - ещё нет. Где же тогда настоящее? Где тот самый «миг между прошлым и будущим, который называется „жизнь"»? Ведь это якобы реальное «настоящее» существует относительно двух фикций - того, чего уже нет, и того, чего ещё нет.

Таким образом, получается странная картина: эмпирически существуют и причинность, и время, и пространство, и движение, но как только мы пытаемся рационально проанализировать категории, обозначающие эти явления, мы немедленно оказываемся погруженными в океан неразрешимых противоречий. Следовательно, все философские категории являются лишь продуктами нашей умственной деятельности, совершенно непригодными для описания реальности, как она есть.

Отсюда Нагарджуна переходит к теории двух истин, или двух уровней познания. Первый уровень познания - уровень эмпирической реальности (санвритти сатья), соответствующий повседневной практике. Применительно к этому уровню можно говорить об условном существовании причинности, движения, времени, пространства, единства, множественности и тому подобного. Этот уровень отличается от чистой иллюзии - снов, галлюцинаций, миражей и прочих видимостей, подобных «рогам у зайца», «шерсти у черепахи» или «смерти сына бесплодной женщины». Но он столь же иллюзорен относительно уровня абсолютной, или высшей, истины (парамартха сатья). Этот уровень недоступен для логического дискурса, но постижим силами йогической интуиции.

С применением отрицательной диалектики мадхьямаки связаны и идеи известного «атеистического» трактата Нагарджуны («О том, что Вишну не мог сотворить мир…»), переведенного на русский язык Щербатским. В этом трактате Нагарджуна высказывает следующие антикреационистские аргументы. Во-первых, теисты говорят, что поскольку всё имеет причину, то и мир в целом тоже должен иметь свою причину, и эта причина - Бог. Однако в таком случае Бог также должен иметь свою причину, она - свою и так далее до бесконечности. Совершенно непонятно, почему цепь причинной обусловленности должна заканчиваться на Боге. Во-вторых, всякое действие предполагает некоторую цель, а наличие такой цели - несовершенство деятеля. Если Бог творит мир - значит, ему это зачем-то нужно, ему чего-то не хватает, а следовательно, он не является совершенным и самодостаточным, что противоречит самой идее Бога. А значит, или Бог не творит мир, или он не совершенен, то есть не является Богом в теистическом понимании. Если же Бог творит мир без мотива и цели, то он подобен маленькому неразумному ребенку, который сам не понимает, что он делает, а это также несовместимо с понятием о Боге. Наконец, идея творения сама по себе внутренне противоречива: ведь если мира нет, то он не мог и появиться, ибо из небытия не может возникнуть бытие, а из ничего - нечто.

Из своих посылок Нагарджуна делает ещё один вывод, чрезвычайно важный для религиозной доктрины Махаяны: он утверждает тождественность Сансары и Нирваны.

Это утверждение Нагарджуны допускает два истолкования, и они оба использовались в буддийской традиции. Во-первых, можно сказать, что сансара есть иллюзорный, сконструированный различающим сознанием аспект Нирваны, исчезающий при правильном постижении реальности, подобно тому как исчезает змея, за которую по ошибке была в темноте принята веревка после осознания этой ошибки. В таком случае все живые существа были, есть и всегда будут Буддами. Они никогда не вступали в Сансару и изначально пребывают в нирване. Все страдания Сансары, весь безначальный круговорот рождений-смертей есть лишь только иллюзия, которая должна быть устранена высшим знанием - Праджня-парамитой, Запредельной Премудростью.

Второе истолкование связано с релятивизмом Мадхъямаки. Поскольку Нирвана есть Нирвана лишь относительно Сансары, а Сансара такова лишь относительно Нирваны, то ни Сансара, ни даже Нирвана не обладают своебытием, а следовательно, они тоже пусты и бессущностны, и их общая Татхата, подлинная природа, есть Шуньята, пустотность. Бодхисаттва постигает пустотность как Сансары, так и Нирваны и так обретает состояние Будды.

Нагарджуна

Имя при рождении:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Псевдонимы:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Религия:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Школа:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Течение:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Новое религиозное движение:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Секта:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Титул:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Положение:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Период:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Страна:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Основные интересы:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Оказавшие влияние:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Испытавшие влияние:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Труды:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Премии:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Подпись:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[] на Викискладе

Нагарджу́на (санскр. नागार्जुन , Nāgārjuna IAST - «серебряный змей»; кит. 龍樹 , Lóngshù Луншу ; яп. 龍樹 , Рю:дзю ; кор. 용수 , Ёнъсу ; телугу నాగార్జునా ) - выдающийся индийский мыслитель, развивший идею о «пустотности » дхарм ; основатель буддийской школы Мадхъямаки и ведущая фигура в буддизме Махаяны . Принадлежит к числу 84 махасиддх буддизма.

Биография

Точные годы жизни Нагарджуны неизвестны, предположительно - -III века ( -), сведения о нём переплетаются с фантастическими и мифологическими сюжетами, отчего трудно определить подлинные события его жизни. Ряд традиционных текстов утверждает, что он жил 600 лет (со II века до н. э.). Некоторые критики предполагают, что существовали два разных Нагарджуны.

Учение Нагарджуны распространилось в Китай в виде школы Саньлунь (Трёх Трактатов). К нему возводят философию Праджняпарамиты «Махапраджняпарамита-шастра» (кит. 大智度論 , Да чжиду лунь ). С его деятельностью связан знаменитый буддийский университет Наланда .

Учение

Нагарджуна подверг критике существующие на тот момент трактовки учения Будды, полемизировал с противниками буддизма, участвовал в миссионерской деятельности, уже при жизни почитался бодхисаттвой , а после ухода стал объектом почитания.

(Следуя учебнику «» ):

Таким образом, все дхармы пусты, бессущностны и безопорны. Таким образом, мадхьямака дополняет старую Абхидхарму : её принцип пудгала найратмья («бессамостность личности») дополняется новым, а именно: принципом дхарма найратмья («бессамостность дхарм»). Теперь уже бессмысленно «различать дхармы»: они вполне «равностны» относительно друг друга (самата) в их пустотности. Поэтому и праджня не может пониматься более как различающая мудрость; теперь это внесемиотичное постижение (интуирование) природы реальности, природы того, что поистине есть. Как говорится в «Сутре сердца Праджня-парамиты» : «Для всех дхарм пустота - их [общий] сущностный признак. Они не рождаются и не гибнут, не загрязняются и не очищаются, не увеличиваются и не уменьшаются». Всё же, что семиотично, знаково, описываемо, вербализуемо, - лишь видимость и кажимость, плод деятельности различающей мысли (викальпа) и её конструкт (кальпана).

Язык в принципе не может адекватно описать реальность, ибо все языковые формы неадекватны реальности. Неадекватно ей и философское мышление, оперирующее понятиями и категориями. Логическое мышление не в силах постичь реальность как она есть, а язык - описать её. Следовательно, никакая онтология, никакая «наука о бытии» невозможна, ибо она всегда будет связана не с реальностью, а с нашими представлениями о ней или даже с некоей псевдореальностью, сконструированной нашими мыслительными навыками и ложными представлениями. Всё реальное - неописываемо, всё описываемое - нереально.
Е. А. Торчинов «Религии мира»

Приблизительно так же Нагарджуна показывает некорректность категории «время». Что такое время? Это прошлое, настоящее и будущее. Но, понятно, что ни одно из этих измерений не «своебытно», они существуют лишь относительно друг друга, целиком определяясь друг другом: понятие «прошлое» имеет смысл только относительно будущего и настоящего, будущее - относительно прошлого и настоящего, а настоящее - относительно прошлого и будущего. Но прошлого уже нет. Будущего - ещё нет. Где же тогда настоящее? Где тот самый «миг между прошлым и будущим, который называется „жизнь“»? Ведь это якобы реальное «настоящее» существует относительно двух фикций - того, чего уже нет, и того, чего ещё нет.

С применением отрицательной диалектики мадхьямаки связаны и идеи известного «атеистического» трактата Нагарджуны («О том, что Вишну не мог сотворить мир…»), переведенного на русский язык Ф. И. Щербатским. В этом трактате Нагарджуна высказывает следующие антикреационистские аргументы. Во-первых, теисты говорят, что поскольку всё имеет причину, то и мир в целом тоже должен иметь свою причину, и эта причина - Бог. Однако в таком случае Бог также должен иметь свою причину, она - свою и так далее до бесконечности. Совершенно непонятно, почему цепь причинной обусловленности должна заканчиваться на Боге. Во-вторых, всякое действие предполагает некоторую цель, а наличие такой цели - несовершенство деятеля. Если Бог творит мир - значит, ему это зачем-то нужно, ему чего-то не хватает, а следовательно, он не является совершенным и самодостаточным, что противоречит самой идее Бога. А значит, или Бог не творит мир, или он не совершенен, то есть не является Богом в теистическом понимании. Если же Бог творит мир без мотива и цели, то он подобен маленькому неразумному ребенку, который сам не понимает, что он делает, а это также несовместимо с понятием о Боге. Наконец, идея творения сама по себе внутренне противоречива: ведь если мира нет, то он не мог и появиться, ибо из небытия не может возникнуть бытие, а из ничего - нечто.

Из своих посылок Нагарджуна делает ещё один вывод, чрезвычайно важный для религиозной доктрины Махаяны: он утверждает тождественность Сансары и Нирваны:

Нет разницы вообще
Между Нирваной и Сансарой.
Нет разницы вообще
Между Сансарой и Нирваной.

Что является пределом Нирваны,
Есть также и предел Сансары.
Между этими двумя мы не можем найти
Даже слабейшей тени различия.
Нагарджуна. Муламадхъямака-карика, XXV, 19-20

Второе истолкование связано с релятивизмом Мадхъямаки. Поскольку Нирвана есть Нирвана лишь относительно Сансары, а Сансара такова лишь относительно Нирваны, то ни Сансара, ни даже Нирвана не обладают своебытием (свабхава - санскр.), а следовательно, они тоже пусты и бессущностны, и их общая Татхата (Таковость, Этость) или подлинная природа есть Шуньята (пустотность). Бодхисаттва постигает пустотность как Сансары, так и Нирваны и так обретает состояние Будды.

Сочинения

(В соответствии со статьёй В. К. Шохина )

Из приписываемых Нагарджуне порядка 200 сочинений наиболее достоверными считаются следующие пять:

«Муламадхьямака-карика» (кит. 中論頌 , «Строфы, основополагающие для учения о срединном пути») - около 450 стихов, распределенных по 27 главам. Текст посвящён теме «Пустотности» эмпирической реальности и тех понятий, на которых основывается опыт её познания. Критика общепринятых понятий осуществляется Нагарджуной на двух уровнях истины - относительной и абсолютной. Текст карики построен на парадоксах, и у последующих мыслителей вызывал различные толкования. Поначалу многие западные комментаторы, опираясь на поверхностное толкование учения Нагарджуны, считали понятие пустоты всеобщим отрицанием, а буддийскую философию - примером крайнего нигилизма, но во второй половине XX века после развития буддологии и более тщательного знакомства с традицией, интерпретация Нагарджуны как нигилиста стала встречаться редко.
В семидесятистишье «Виграка-вьявартани» (кит. 空七十論 , Кун ци ши лунь , «То, что устраняет дискуссии»), сопровождаемом автокомментарием, развивается центральная доктрина Нагарджуны - учение о «пустотности», которая отождествляется с законом зависимого происхождения состояний существования индивида и отсутствием у вещей собственной природы. Здесь же Нагарджуна критикует общеиндийскую эпистемологию - учение об источниках знания - и пытается опровергнуть основной довод противников «негативной диалектики» (которая, чтобы быть последовательной, должна отрицать, по их суждению, и самое себя).
«Юктишаштика» (кит. 六十頌如理論 , «Шестьдесят стихов о логической когерентности») перекрывает, несмотря на ограниченный объем, множество тем, начиная с зависимого происхождения состояний бытия индивида и завершая характеристикой «великих душ», которые уже достигли «освобождения» или приближаются к нему и которым противопоставляются души, приверженные страстям и «заключённые в клетку объектов».
В «Вайдалья-пракаране» («Трактат об обращении в пыль ложных учений») подвергается критике учение ньяи , прежде всего её система 16 диалектических топиков.
«Ратна-вали» (кит. 宝行王正論 , Бао син ван чжэн лунь , «Гирлянда драгоценностей») - стихотворный трактат из пяти глав по 100 стихов в каждой - посвящена этической, сотериологической и политической проблематикам в перспективе философии Мадхъямаки.

Ученики

Последователи Нагарджуны начиная с эпохи деятельности Кумарадживы стали основателями важных махаянских школ и за пределами Индии. Речь идет прежде всего о китайской школе Саньлунь (школа трех трактатов), основанной в VI в. монахом Цзицзаном (в Японии называлась Санрон-сю) и развивавшей учения о двух уровнях истины, о «пустотности» (шуньята) и о том, что сокровенное учение Будды не может быть передано понятийным языком (критика которого и была осуществлена Нагарджуной). Для школы Тяньтай (по-японски - Тэндай), основанной его современником Цзицзана - Чжии, учение Нагарджуны является фундаментом учения, согласно которому, хотя вещи и являются «пустыми», они имеют определенное временное существование, доказываемое нашим восприятием их, и существует ещё третье начало, которое должно связывать эти два параметра их бытия. Значительно влияние учения Нагарджуны и на школу чань (дзен), наследие которого включает «мадхьямиковские коаны». Камалашила сыграл важную роль в распространении учения Нагарджуны в Тибете - благодаря победе, одержанной им в 792 над оппонентом, представлявшим одну из китайских школ (правда, эта победа стоила ему жизни). Основным учеником Нагарджуны был Арьядэва (III век), создатель так называемой мадхьямака-прасангики, или «радикальной мадхьямаки» (в отличие от мадхьмака-сватантрики, «умеренной мадхьямаки»). основными комментаторами его трудов - Буддапалита (V век), Бхававивека (VI век) и Чандракирти (VII век).

Напишите отзыв о статье "Нагарджуна"

Примечания

Литература

Андросов В. П. Буддизм Нагарджуны. Религиозно-философские трактаты. - М.: Вост. лит., 2000.
Андросов В. П. Нагарджуна и его учение. - М.: Наука, 1990.
Андросов В. П. Учение Нагарджуны о Срединности. - М.: Вост. лит., 2006.
Лифинцева Т.П. Онтологические основания негативности в буддизме Махаяны и учении Нагарджуны //Онтология негативности: Сборник научных работ. М., 2015.- ISBN 978-5-88373-412-9 С.8-24.
Щербатской Ф. И. Избранные труды по буддизму. - М.: Наука, 1988. С. 245-253.
Mulamadhyamakakarika of Nagarjuna. The Philosophy of the Middle Way. Introduction, Sansrkrit Text, English Translation and Annotation by D. J. Kalupahana. - Delhi, 1999.
Murty K. S. Nagarjuna. - New Delhi: National Book Trust, 1978.
Ramanan K. V. Nāgārjuna’s Philosophy. - Delhi: Motilal Banarsidass, 1978.
Walser J. Nāgārjuna in Context: Mahāyāna Buddhism and Early Indian Culture. - New York: Columbia University Press, 2005.

См. также

30x30px	Портал «Буддизм »
30px	[[\|Нагарджуна]] в Викицитатнике
	[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). \|Нагарджуна]] в Викитеке
30px	[{{localurl:Commons:Category:Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. }}?uselang=ru Нагарджуна] на Викискладе

Ссылки

Васильев В. П. (англ.)
в Онлайн Энциклопедии «Кругосвет»
(англ.) (санскрит)

Отрывок, характеризующий Нагарджуна

Малышка опять кивнула. Её чудесные большие глаза утопали в озёрах слёз, выливая целые потоки... Но Анна плакала молча... горькими, тяжёлыми, взрослыми слезами. Ей было очень страшно. И очень одиноко. И я не могла быть ря-дом с ней, чтобы её успокоить...
Земля уходила у меня из под ног. Я упала на колени, обхватив руками свою милую девочку, ища в ней покоя. Она была глотком живой воды, по которому плакала моя измученная одиночеством и болью душа! Теперь уже Анна нежно гладила мою уставшую голову своей маленькой ладошкой, что-то тихо нашёптывая и успокаивая. Наверное, мы выглядели очень грустной парой, пытавшейся «облегчить» друг для друга хоть на мгновение, нашу исковерканную жизнь...
– Я видела отца... Я видела, как он умирал... Это было так больно, мама. Он уничтожит нас всех, этот страшный человек... Что мы сделали ему, мамочка? Что он хочет от нас?..
Анна была не по-детски серьёзной, и мне тут же захотелось её успокоить, сказать, что это «неправда» и что «всё обязательно будет хорошо», сказать, что я спасу её! Но это было бы ложью, и мы обе знали это.
– Не знаю, родная моя... Думаю, мы просто случайно встали на его пути, а он из тех, кто сметает любые препятствия, когда они мешают ему... И ещё... Мне кажется, мы знаем и имеем то, за что Папа готов отдать очень многое, включая даже свою бессмертную душу, только бы получить.
– Что же такое он хочет, мамочка?! – удивлённо подняла на меня свои влажные от слёз глаза Анна.
– Бессмертие, милая... Всего лишь бессмертие. Но он, к сожалению, не понимает, что оно не даётся просто из-за того, что кто-то этого хочет. Оно даётся, когда человек этого стоит, когда он ВЕДАЕТ то, что не дано другим, и использует это во благо остальным, достойным людям... Когда Земля становится лучше оттого, что этот человек живёт на ней.
– А зачем оно ему, мама? Ведь бессмертие – когда человек должен жить очень долго? А это очень непросто, правда? Даже за свою короткую жизнь каждый делает много ошибок, которые потом пытается искупить или исправить, но не может... Почему же он думает, что ему должно быть дозволенно совершить их ещё больше?..
Анна потрясала меня!.. Когда же это моя маленькая дочь научилась мыслить совершенно по-взрослому?.. Правда, жизнь не была с ней слишком милостивой или мягкой, но, тем не менее, взрослела Анна очень быстро, что меня радовало и настораживало одновременно... Я радовалась, что с каждым днём она становится всё сильней, и в то же время боялась, что очень скоро она станет слишком самостоятельной и независимой. И мне уже придётся весьма сложно, если понадобится, её в чём-то переубедить. Она всегда очень серьёзно относилась к своим «обязанностям» Ведуньи, всем сердцем любя жизнь и людей, и чувствуя себя очень гордой тем, что когда-нибудь сможет помогать им стать счастливее, а их душам – чище и красивей.
И вот теперь Анна впервые встретилась с настоящим Злом... Которое безжалостно ворвалось в её очень хрупкую ещё жизнь, уничтожая горячо любимого отца, забирая меня, и грозя стать жутью для неё самой... И я не была уверена, хватит ли ей сил бороться со всем одной в случае, если от руки Караффы погибнет вся её семья?..
Отпущенный нам час пролетел слишком быстро. На пороге, улыбаясь, стоял Караффа...
Я в последний раз прижала к груди мою любимую девочку, зная, что не увижу её теперь очень долго, а может даже и никогда... Анна уезжала в неизвестное, и я могла надеяться только лишь на то, что Караффа по-настоящему хотел её учить для своих сумасшедших целей и в таком случае, хоть на какое-то время ей ничто не грозит. Пока она будет находиться в Мэтэоре.
– Вы насладились общением, мадонна? – деланно искренне спросил Караффа.
– Благодарю Вас, Ваше святейшество. Да, конечно же. Хотя, я бы предпочитала сама растить свою дочь, как это принято в нормальном мире, а не отдавать её в руки неизвестным, только потому, что Вы имеете на неё какой-то свой план. Не хватит ли боли для одной семьи, Вы не находите?
– Ну, это смотря для какой, Изидора! – улыбнулся Караффа. – Опять же, есть «семья» и СЕМЬЯ... И Ваша, к сожалению, принадлежит ко второй категории... Вы слишком сильны и ценны, чтобы просто так жить, не платя за свои возможности. Запомните, моя «великая Ведьма», всё в этой жизни имеет свою цену, и за всё приходится платить, вне зависимости от того, нравится Вам это или нет... И уж Вам, к сожалению, придётся платить очень дорого. Но не будем говорить о плохом сегодня! Вы ведь провели чудесное время, не так ли? До встречи, мадонна. Я обещаю Вам, она будет очень скоро.
Я застыла... Как же знакомы были мне эти слова!.. Эта горькая правда так часто сопровождала меня в моей, коротенькой ещё, жизни, что я не могла поверить – слышу их от кого-то ещё!.. Наверное, это и впрямь было верно, что платить приходилось всем, только не все шли на это добровольно... И ещё иногда эта плата являлась слишком дорогой...
Стелла удивлённо вглядывалась в моё лицо, видимо заметив моё странное замешательство. Но я тут же показала ей, что «всё в порядке, всё хорошо», и, замолчавшая на мгновение, Изидора, продолжала свой прерванный рассказ.
Караффа удалился, уводя мою дорогую малышку. Окружающий мир померк, а моё опустошённое сердце капля за каплей медленно заполнялось чёрной, беспросветной тоской. Будущее казалось зловещим. В нём не было никакой надежды, не было привычной уверенности в том, что, как бы сейчас не было трудно, но в конце концов всё как-нибудь образуется, и обязательно будет всё хорошо.
Я прекрасно знала – хорошо не будет... У нас никогда не будет «сказки со счастливым концом»...
Даже не заметив, что уже вечерело, я всё ещё сидела у окна, наблюдая за суетившимися на крыше воробьями и думала свои печальные думы. Выхода не было. Караффа дирижировал этим «спектаклем», и именно ОН решал, когда оборвётся чья-либо жизнь. Я не в силах была противостоять его козням, даже если и могла теперь с помощью Анны их предусмотреть. Настоящее меня пугало и заставляло ещё яростнее искать хотя бы малейший выход из положения, чтобы как-то разорвать этот жуткий «капкан», поймавший наши истерзанные жизни.
Неожиданно прямо передо мной воздух засверкал зеленоватым светом. Я насторожилась, ожидая новый «сюрприз» Караффы... Но ничего плохого вроде бы не происходило. Зелёная энергия всё сгущалась, понемногу превращаясь в высокую человеческую фигуру. Через несколько секунд передо мной стоял очень приятный, молодой незнакомый человек... Он был одет в странную, снежно-белую «тунику», подпоясанную ярко-красным широким поясом. Серые глаза незнакомца светились добром и приглашали верить ему, даже ещё не зная его. И я поверила... Почувствовав это, человек заговорил.
– Здравствуй, Изидора. Меня зовут Север. Я знаю, ты не помнишь меня.
– Кто ты, Север?.. И почему я должна тебя помнить? Значит ли это, что я встречала тебя?
Ощущение было очень странным – будто пытаешься вспомнить то, чего никогда не было... но чувствуешь, что ты откуда-то всё это очень хорошо знаешь.
– Ты была ещё слишком маленькой, чтобы помнить меня. Твой отец когда-то привёз тебя к нам. Я из Мэтэоры...
– Но я никогда не была там! Или ты хочешь сказать, что он просто мне никогда об этом не говорил?!.. – удивлённо воскликнула я.
Незнакомец улыбался, и от его улыбки мне почему-то вдруг стало очень тепло и спокойно, как будто я вдруг нашла своего давно потерянного старого доброго друга... Я ему верила. Во всём, что бы он не говорил.
– Ты должна уходить, Изидора! Он уничтожит тебя. Ты не сможешь противостоять ему. Он сильнее. Вернее, сильнее то, что он получил. Это было давно.
– Ты имеешь в виду не только защиту? Кто же мог ему дать такое?..
Серые глаза погрустнели...
– Мы не давали. Дал наш Гость. Он был не отсюда. И, к сожалению, ока-зался «чёрным»...
– Но Вы ведь в и д и т е!!! Как же вы могли допустить такое?! Как Вы могли принять его в свой «священный круг»?..
– Он нашёл нас. Так же, как нашёл нас Караффа. Мы не отказываем тем, кто способен нас найти. Но обычно это никогда не бывали «опасные»... Мы сделали ошибку.
– А знаете ли Вы, какой страшной ценой платят за Вашу «ошибку» люди?!.. Знаешь ли ты, сколько жизней ушло в небытие в изуверских муках, и сколько ещё уйдёт?.. Отвечай, Север!
Меня взорвало – они называли это всего лишь ошибкой!!! Загадочный «подарок» Караффе был «ошибкой», сделавшей его почти неуязвимым! И беспомощным людям приходилось за это платить! Моему бедному мужу, и возможно, даже моей дорогой малышке, приходилось за это платить!.. А они считали это всего лишь ОШИБКОЙ???
– Прошу тебя, не злись Изидора. Этим сейчас не поможешь... Такое иногда случалось. Мы ведь не боги, мы люди... И мы тоже имеем право ошибаться. Я понимаю твою боль и твою горечь... Моя семья так же погибла из-за чьей-то ошибки. Даже более простой, чем эта. Просто на этот раз чей-то «подарок» попал в очень опасные руки. Мы попробуем как-то это исправить. Но пока не можем. Ты должна уйти. Ты не имеешь права погибнуть.
– О нет, ошибаешься Север! Я имею любое право, если оно поможет мне избавить Землю от этой гадюки! – возмущённо крикнула я.
– Не поможет. К сожалению, ничто тебе не поможет, Изидора. Уходи. Я помогу тебе вернуться домой... Ты уже прожила здесь свою Судьбу, ты можешь вернуться Домой.
– Где же есть мой Дом?.. – удивлённо спросила я.
– Это далеко... В созвездии Орион есть звезда, с чудесным именем Аста. Это и есть твой Дом, Изидора. Так же, как и мой.
Я потрясённо смотрела на него, не в состоянии поверить. Ни даже понять такую странную новость. Это не укладывалось в моей воспалённой голове ни в какую настоящую реальность и казалось, что я, как Караффа, понемногу схожу с ума... Но Север был реальным, и уж никак не казалось, чтобы он шутил. Поэтому, как-то собравшись, я уже намного спокойнее спросила:
– Как же получилось, что Караффа нашёл Вас? Разве же у него есть Дар?..
– Нет, Дара у него нет. Но у него есть Ум, который ему великолепно служит. Вот он и использовал его, чтобы нас найти. Он о нас читал в очень старой летописи, которую неизвестно, как и откуда достал. Но он знает много, верь мне. У него есть какой-то удивительный источник, из которого он черпает свои знания, но я не ведаю, откуда он, и где можно этот источник найти, чтобы обезопасить его.
– О, не беспокойся! Зато я об этом очень хорошо ведаю! Я знаю этот «источник»!.. Это его дивная библиотека, в которой старейшие рукописи хранятся в несметных количествах. Для них-то, думаю, и нужна Караффе его длинная Жизнь... – мне стало до смерти грустно и по-детски захотелось плакать... – Как же нам уничтожить его, Север?! Он не имеет права жить на земле! Он чудовище, которое унесёт миллионы жизней, если его не остановить! Что же нам делать?
– Тебе – ничего, Изидора. Ты просто должна уйти. Мы найдём способ избавиться от него. Нужно всего лишь время.
– А за это время будут гибнуть невинные люди! Нет, Север, я уйду только тогда, когда у меня не будет выбора. А пока он есть, я буду бороться. Даже если нет никакой надежды.
К Вам привезут мою дочь, береги её. Я не смогу её сберечь...
Его светящаяся фигура стала совершенно прозрачной. И начала исчезать.
– Я ещё вернусь, Изидора. – прошелестел ласковый голос.
– Прощай, Север... – так же тихо ответила я.
– Но, как же так?! – вдруг воскликнула Стелла. – Ты даже не спросила о планете, с которой пришла?!.. Неужели тебе было не интересно?! Как же так?..
Если честно, я тоже еле выдержала, чтобы не спросить Изидору о том же! Её сущность пришла извне, а она даже не поинтересовалась об этом!.. Но в какой-то мере я наверное её понимала, так как это было слишком страшное для неё время, и она смертельно боялась за тех, кого очень сильно любила, и кого всё ещё пыталась спасти. Ну, а Дом – его можно было найти и позже, когда не останется другого выбора, кроме, как только – уйти...
– Нет, милая, я не спросила не потому, что мне не было интересно. А потому, что тогда это было, не столь важно, как-то, что гибли чудесные люди. И гибли они в зверских муках, которые разрешал и поддерживал один человек. И он не имел права существовать на нашей земле. Это было самое важное. А всё остальное можно было оставить на потом.
Стелла покраснела, устыдившись своего всплеска и тихонечко прошептала:
– Ты прости, пожалуйста, Изидора...
А Изидора уже опять «ушла» в своё прошлое, продолжая свой удивительный рассказ...
Как только Север исчез, я тут же попыталась мысленно вызвать своего отца. Но он почему-то не отзывался. Это меня чуточку насторожило, но, не ожидая ничего плохого, я попробовала снова – ответа всё также не было...
Решив пока что не давать волю своему воспалённому воображению и оставив на время отца в покое, я окунулась в сладкие и грустные воспоминания о недавнем визите Анны.
Я до сих пор помнила запах её хрупкого тела, мягкость её густых чёрных волос и необычайную смелость, с которой встречала свою злую судьбу моя чудесная двенадцатилетняя дочь. Я несказанно гордилась ей! Анна была борцом, и я верила, что, что бы ни случилось, она будет бороться до конца, до последнего своего вздоха.
Я пока не знала, удастся ли мне её сберечь, но поклялась себе, что сделаю всё, что будет в моих силах, чтобы спасти её из цепких лап жестокого Папы.
Караффа вернулся через несколько дней, чем-то очень расстроенный и неразговорчивый. Он лишь показал мне рукой, что я должна следовать за ним. Я повиновалась.
Пройдя несколько длинных коридоров, мы очутились в маленьком кабинете, который (как я узнала позже) являлся его частной приёмной, в которую он очень редко приглашал гостей.
Караффа молча указал мне на стул и медленно уселся напротив. Его молчание казалось зловещим и, как я уже знала из собственного печального опыта, никогда не предвещало ничего хорошего. Я же, после встречи с Анной, и неожиданного прихода Севера, непростительно расслабилась, «усыпив» в какой-то мере свою обычную бдительность, и пропустила следующий удар...
– У меня нет времени на любезности, Изидора. Вы будете отвечать на мои вопросы или от этого сильно пострадает кто-то другой. Так что, советую отвечать!
Караффа был злым и раздражённым, и перечить ему в такое время было бы настоящим сумасшествием.
– Я попытаюсь, Ваше святейшество. Что Вы хотите узнать?
– Ваша молодость, Изидора? Как Вы получили её? Вам ведь тридцать восемь лет, а выглядите Вы на двадцать и не меняетесь. Кто Вам дал Вашу молодость? Отвечайте!
Я не могла понять, что так взбесило Караффу?.. За время нашего, уже довольно-таки длительного знакомства, он никогда не кричал и очень редко терял над собой контроль. Теперь же со мной говорил взбешённый, вышедший из себя человек, от которого можно было ожидать чего угодно.
– Отвечайте, мадонна! Или Вас будет ждать другой, весьма неприятный сюрприз.
От такого заявления у меня зашевелились волосы... Я понимала, что пытаться увильнуть от вопроса не удастся. Что-то сильно обозлило Караффу, и он не старался это скрывать. Игру он не принимал, и шутки шутить не собирался. Оставалось только лишь отвечать, слепо надеясь, что он примет полуправду...
– Я потомственная Ведьма, святейшество, и на сегодняшний день – самая сильная из них. Молодость пришла мне по наследству, я не просила её. Так же, как моя мать, моя бабушка, и вся остальная линия Ведьм в моём роду. Вы должны быть одним из нас, Ваше святейшество, чтобы получить это. К тому же, быть самым достойным.
– Чушь, Изидора! Я знал людей, которые сами достигли бессмертия! И они не рождались с ним. Значит, есть пути. И Вы мне их откроете. Уж поверьте мне.
Он был абсолютно прав... Пути были. Но я не собиралась их ему открывать ни за что. Ни за какие пытки.
– Простите меня, Ваше святейшество, но я не могу Вам дать то, что не получала сама. Это невозможно – я не знаю, как. Но Ваш Бог, думаю, подарил бы Вам «вечную жизнь» на нашей грешной земле, если бы считал, что Вы этого достойны, не правда ли?..
Караффа побагровел и прошипел зло, как готовая к атаке ядовитая змея:
– Я думал Вы умнее, Изидора. Что ж, мне не займёт много времени Вас сломать, когда Вы увидите, что я для Вас приготовил...
И резко схватив меня за руку, грубо потащил вниз, в свой ужасающий подвал. Я не успела даже хорошенько испугаться, как мы оказались у той же самой железной двери, за которой, совсем недавно, так зверски погиб мой несчастный замученный муж, мой бедный добрый Джироламо... И вдруг страшная, леденящая душу догадка, полоснула мозг – отец!!! Вот почему он не отвечал на мой неоднократный зов!.. Его, наверняка, схватил и мучил в этом же подвале, стоящий передо мною, дышащий бешенством, изверг, чужой кровью и болью «очищавший» любую цель!..
«Нет, только не это! Пожалуйста, только не это!!!» – звериным криком кричала моя израненная душа. Но я уже знала, что было именно так... «Помогите мне кто-нибудь!!! Кто-нибудь!»... Но никто меня почему-то не слышал... И не помогал...
Тяжёлая дверь открылась... Прямо на меня, полные нечеловеческой боли, смотрели широко распахнутые серые глаза...
По середине знакомой, пахнущей смертью комнаты, на шипастом, железном кресле, сидел, истекая кровью, мой любимый отец...
Удар получился ужасным!.. Закричав диким криком «Нет!!!», я потеряла сознание...

* Примечание: прошу не путать (!!!) с греческим комплексом монастырей Мэтэора в Каламбаке, Греция. Мэтэора по-гречески означает «висящие в воздухе», что полностью соответствует потрясающему виду монастырей, как розовые грибы выросших на высочайших верхушках необычных гор. Первый монастырь был построен примерно в 900 году. А между 12 и 16 столетиями их было уже 24. До наших дней «дожили» всего лишь шесть монастырей, которые до сих пор потрясают воображение туристов.
Правда, туристам не известна одна весьма забавная деталь... В Мэтэоре существует ещё один монастырь, в который «любопытные» не допускаются... Он был построен (и дал начало остальным) одним одарённым фанатиком, учившимся когда-то в настоящей Мэтэоре и изгнанным из неё. Обозлившийся на весь мир, он решил построить «свою Мэтэору», чтобы собирать таких же «оскорблённых», как он, и вести свою уединённую жизнь. Как ему это удалось – неизвестно. Но с тех пор в его Мэтэоре начали собираться на тайные встречи масоны. Что происходит раз в году и по сей день.
Монастыри: Гранд Мэтэорон (большой Мэтэорон); Руссано; Агиос Николас; Агиа Триос; Агиас Стефанос; Варлаам расположены на очень близком расстоянии друг от друга.

37. Изидора-3. Мэтэора
Я очнулась в жутком, холодном подвале, густо пропитанном приторным запахом крови и смерти...

Нагарджуна - выдающийся индийский мыслитель, развивший идею о «пустотности» дхарм; основатель буддийской школы Мадхъямаки и ведущая фигура в буддизме Махаяны. Принадлежит к числу 84 махасиддх буддизма.

Точные годы жизни Нагарджуны неизвестны, предположительно - II-III века (150-250), сведения о нём переплетаются с фантастическими и мифологическими сюжетами, отчего трудно определить подлинные события его жизни. Ряд традиционных текстов утверждает, что он жил 600 лет (со II века до н. э.). Некоторые критики предполагают, что существовали два разных Нагарджуны.

Нагарджуна жил в Кахоре, провинция Канси, в Южной Индии. Он был брахманом и получил сиддхи от Тары. В то время все полторы тысячи городов Кахоры были разграблены. Брахманы собрались и решили покинуть разоренную страну. Мастер, узнав об этом, обратился к ним с посланием, в котором не советовал эмигрировать и говорил, что и на новом месте, после всех мытарств исхода, они обнаружат страдание. Одновременно он подарил брахманам все свое имущество и состояние. Он обратился в буддизм сам и обратил местного царя. После этого, оставив Кахору, он отправился в Наланду, на другую сторону Шитаваны, чтобы стать монахом.

Освоив пять наук, Нагарджуна достиг вершин знания. Позже, не желая ограничиваться преподаванием, он занялся практикой и своими глазами увидел Тару.

По легенде, Нагарджуна получил от нагов (змееподобных существ, обитающих в пещерах и водоёмах, на земле, в воде или под землей) двенадцать томов Праджняпарамиты (которые сейчас хранятся в храме Нагарджуны в Катманду) и глину, при помощи которой он строил ступы. Обычно его изображают со змеиным навесом над головой, что говорит о том, что среди его учеников были наги и что он находиля под их защитой. Имя Нагарджуна означает "победитель нагов".

В течении своей жизни Нагарджуна дал множество учений и выиграл много дебатов. У него было много учеников. Также он построил множество ступ и храмов. Он писал работы по философии Мадхъямики и по религии. Он писал руководства по изготовлению мандал, благовоний из трав и астрологии.

Почти все его книги были переведены на тибетский в восьмом веке, во времена правления царя Трисонга Децена. Их можно найти в Тенгьюре, собрании комментариев к буддийским сутрам.

О трактатах Нагарджуны Его Святейшество Далай-лама ХIV говорит: "Воззрение на пустоту, высказанное Нагарджуной следует понимать в смысле взаимозависимого происхождения. При чтении этих комментариев появляется чувство глубокого восхищения Нагарджуной. Многие более поздние учёные и святые опирались в своих взглядах на труды этого мастера".

Учение Нагарджуны распространилось в Китай в виде школы Саньлунь. К нему возводят философию Праджняпарамиты «Махапраджняпарамита-шастра». С его деятельностью связан знаменитый буддийский университет Наланда.

Нагарджуна полемизировал с противниками буддизма, участвовал в миссионерской деятельности, уже при жизни почитался бодхисаттвой, а после ухода стал объектом почитания.

Нагарджуна (Nāgārjuna) — выдающийся индийский мыслитель, развивший идею о «пустотности» дхарм; основатель буддийской школы Мадхъямаки и ведущая фигура в буддизме Махаяны. Принадлежит к числу 84 махасиддх буддизма.

Точные годы жизни Нагарджуны неизвестны, предположительно — II-III века (150-250), сведения о нём переплетаются с фантастическими и мифологическими сюжетами, отчего трудно определить подлинные события его жизни. Ряд традиционных текстов утверждает, что он жил 600 лет (со II века до н. э.). Некоторые критики предполагают, что существовали два разных Нагарджуны.

По сведениям Кумарадживы (IV-V века) Нагарджуна родился в брахманской семье на юге Индии и прошел полный курс брахманистского образования, а затем обратился в буддизм сам и обратил местного царя; по сообщениям Сюаньцзана (VII век), деятельность Нагарджуны проходила в Северо-Восточной Индии.

Е. А. Торчинов, ссылаясь на тибетские и китайские буддийские источники, приводит следующие биографические данные:

В юности он был учеником одного индуистского йогина, который научил Нагарджуну и его друзей становиться невидимыми. Юноши использовали эту способность весьма легкомысленно: они стали проникать в царский гарем и развлекаться с его обитательницами. Царь, однако, очень скоро понял, в чем дело, и переловил всех невидимок, кроме Нагарджуны. Их гаремные развлечения закончились на плахе, а Нагарджуна был настолько потрясен последствиями легкомыслия и привязанности к чувственным удовольствиям, что немедленно стал буддийским монахом, отправившись на север, в знаменитый монастырь Наланду.

Плодом его напряжённых размышлений стало видение, определившее характер философского учения Нагарджуны. Он увидел ступу, окруженную Буддами и Бодхисаттвами. Нагарджуна открыл ступу и увидел внутри ещё одну, точно такую же. Тогда он решил найти самую первую, исходную, ступу. Он открыл вторую ступу и увидел внутри такую же третью, в ней — четвертую и так далее до бесконечности. И понял тогда Нагарджуна, что никакой первой ступы, иначе говоря, первосубстанции, первоосновы, нет и не может быть. Это понимание сделало его достойным обрести сутры Праджня-парамиты, Запредельной Премудрости, скрытые за пятьсот лет до того Буддой у змеев-нагов. Нагарджуна спустился в подводный дворец царя нагов и обрёл там сутры Праджня-парамиты, медитация над которыми и привела его к разработке философской системы (или, быть может, «антисистемы»).

Нагарджуна много лет был настоятелем Наланды, однако в старости он вернулся в родные места, куда его пригласил правивший тогда царь, надеявшийся на то, что Нагарджуна станет его гуру, духовным наставником. Нагарджуна согласился, и царь построил для него новый монастырь, получивший позднее название Нагарджунаконда (его руины сохранились до нашего времени).

Учение Нагарджуны распространилось в Китай в виде школы Саньлунь (Трёх Трактатов). К нему возводят философию Праджняпарамиты «Махапраджняпарамита-шастра». С его деятельностью связан знаменитый буддийский университет Наланда.